Летчики «Суперджета-100», разбившегося о хребет Салака в Индонезии, были преданы земле 29 мая. А вот надгробную плиту над российским гражданским самолетостроением начали укладывать едва ли не на следующий день после крушения. Сердитые отклики вызвала даже наша предыдущая публикация «Версия - диверсия»: мол, смешно даже думать, что к крушению этого «суперваленка», который не умеет летать, могли быть как-то причастны конкуренты.
Напомним, на борту разбившегося самолета находилось 45 человек: восемь россиян (экипаж и представители компании «Гражданские самолеты Сухого»), 35 граждан Индонезии (журналисты и сотрудники четырех местных авиакомпаний), а также француз и американец. Ни у кого из них не было шансов выжить.
Кого же хоронили?
Ранее индонезийцы заявляли: процесс идентификации останков займет около двух месяцев. Но уложились в дюжину дней. Местным специалистам помогали несколько десятков российских судмедэкспертов, прибывших спецрейсом. Проводилось даже сравнение зубных слепков, использовались методы дактилоскопии, судебно-медицинской экспертизы, судебной антропологии. Процедура опознания погибших обошлась примерно в 11,5 млн евро.
Крупную сумму, возможно, придется выложить и владельцу разбившегося лайнера «Гражданским самолетам Сухого». Родственники погибших в авиакатастрофе индонезийцев уже выразили намерение подать иски к производителю. По их мнению, потерпевший крушение борт считался экспериментальным, а значит, на него нельзя было пускать пассажиров.
Что касается погибших россиян, многих из них похоронили 29 мая на разных кладбищах. Их родственники пока никаких заявлений не делали. Если не считать скорбного сообщения, которое появилось на одном из авиафорумов: «Характер останков таков, что даже слово «фрагмент» употреблено с большой натяжкой. Без подробностей - все наши, сидевшие в полете спереди, по сути, остались в Индонезии. ДНК не проводилось ввиду отсутствия «материала».
Спрашивается, тогда чьи же останки хоронили в России?
Итак, по всему, надежда российского авиапрома дальневосточной сборки разбилась о скалы? Но до сих пор нет даже убедительной версии. Такое впечатление, что катастрофа случилась по невероятному стечению необъяснимых обстоятельств.
Следственный комитет России еще 10 мая возбудил уголовное дело по факту крушения. На днях уже допросили в Индонезии одного из свидетелей по делу. Кого именно - тайна следствия. Однако нетрудно догадаться, что это, видимо, был тот самый индонезийский авиадиспетчер, который дал нашему командиру лайнера Александру Яблонцеву добро на опасное снижение с десяти до шести тысяч футов.
Понятно, все, что узнали наши следователи от диспетчера, - секрет за семью печатями.
Нет ответа
Согласитесь, при таких обстоятельствах вряд ли можно назвать абсолютно фантастичной версию о промышленной диверсии, которой мы уделили внимание в предыдущей нашей публикации. И среди тысяч появившихся после этого мнений и предположений четкого ответа на вопрос, увы, нет до сих пор.
Между тем, еще в начале минувшей недели заместителем министра торговли и промышленности РФ и Национальным комитетом безопасности на транспорте был подписан протокол расследования катастрофы. Заключения, содержащиеся в двухстороннем протоколе, основаны исключительно на анализе бортового звукового регистратора.
Согласно протоколу, «признаков отказа систем и агрегатов самолета не выявлено, функция предупреждения о столкновении с землей T2CAS была работоспособна при совершении полета и давала экипажу информацию об опасном сближении с землей».
То же самое сказали и родственникам погибших. Мол, на речевом самописце нет ничего, свидетельствующего в пользу того, что хоть кто-то из членов экипажа успел понять, дескать, что-то идет не так.
Горе навстречу
Но вызывает вопросы и то, что Россия почему-то отказалась искать второй черный ящик - бортовой параметрический самописец. Хотя, подчеркивают некоторые специалисты, именно он должен пролить свет на причины крушения, зафиксировав работу большинства приборов до столкновения с горой.
Неудивительно, что к концу минувшей недели уже и зарубежные СМИ сообщили: «Главное разведывательное управление России подозревает США в промшпионаже, который 9 мая в Индонезии привел к крушению единственной надежды России выйти на мировой рынок гражданской авиации».
При этом иноСМИ подчеркивают: «Обнаруживается все больше странного в том, как самый современный российский самолет, в котором, по всей видимости, все системы работали исправно, попросту врезался в склон вулкана во время обычного демополета».
В сухом остатке
Категорически не согласны мы с теми экспертами, которые спешат закопать наш суперджет вместе со всем российским гражданским самолетостроением. Мол, не умеем делать хорошие самолеты, не надо и пытаться! Но ведь кто не пробует, тот никогда ничего не создаст.
Можно долго рассуждать и о недостатках лайнера, и об огромных бюджетных деньгах, которые уже вбухали в этот пока еще сырой продукт «Сухого», и о том, что ради этого проекта задушили производство ближнемагистрального Ту-334. Однако полагаем, пока нет веских причин ставить крест на проекте.
А вот, к примеру, одно из мнений с авиафорума: «Суперджет первый за 90 с лишним лет российский самолет, который производится фирмой, чье имя, репутация и узнаваемость вызывают зависть и уважение у всей планеты, и приступы желчной ненависти у офисного планктона, слезно переживающего за «наш авиапром», при этом поливающего грязью труд своих соотечественников».
Удивляет, что до сих пор так же энергично не высказался в защиту самолета никто из членов правительства Хабаровского края, дальневосточного полпредства. Хотя именно от успешности реализации этого проекта будет во многом зависеть будущее региона.
Хабаровская легенда трехлетней давности гласит о том, что когда Вячеслав Шпорт в мае 2009-го из технического директора КнААПО превратился в губернатора, то чуть ли не сразу собрал около двух десятков директоров предприятий края.
В числе прочего руководителям было предложено наладить у нас производство хоть каких-нибудь комплектующих к новому лайнеру. Дескать, есть деньги на это, осталось их освоить, подняв тем самым высокотехнологичную промышленность.
Говорят, никто из приглашенных не взялся за это дело, испугался, мол, нет для этого ни кадров, ни возможностей.
